Но вот сейчас, по прошествии нескольких недель, я снова заметила, что он изменился. Но теперь стал осмотрительней и телефон свой где попало не оставляет, и потому я не знаю, возобновилась ли его связь. Однако подозреваю, что да. И эта напористая и независимая блондинка, излучающая силу и шарм, лишает меня самого дорогого, что есть в моей жизни. Любви. А вы знаете, что это такое?

– Я понял, что вам нужно. Но это очень опасно.

Как же это он понял, если я еще не успела объяснить?

– Хотите подстроить ловушку сопернице. Товара, который вы просите, у нас нет. Но для выполнения вашего плана понадобится не меньше тридцати граммов порошка.

Он что-то набирает на своем сотовом и показывает мне экранчик. Это – портал Си-эн-эн/Деньги, где указаны цены на наркотики. Я удивлена и не сразу понимаю, что это недавний репортаж о тех трудностях, с какими столкнулись сейчас крупные картели.

– Как видите, вам это обойдется в пять тысяч франков. Вы считаете эту цену приемлемой? Не дешевле ли будет отправиться к той даме и устроить скандал? Хотя, насколько я понял, она ни в чем не виновата.

Ага, миссионера-проповедника сменил семейный психолог, а психолога – финансовый консультант, заботящийся о том, чтобы клиент не истратил впустую несуразно большие деньги.

Отвечаю, что готова идти на риск. Но почему тридцать грамм, а не десять?

– Это минимальное количество, за которое наступает уголовная ответственность. Это уже не хранение, а распространение. И наказание много строже. Вы уверены, что хотите этого? Потому что по дороге домой или к вашей сопернице вас могут задержать, а вы не сможете объяснить, откуда у вас наркотик.

А вот интересно, все наркодилеры такие или это мне так повезло? Я бы с удовольствием часами беседовала с таким всезнающим и опытным человеком. Да только вот беда: судя по всему, он человек еще и очень занятой. Просит меня вернуться сюда через полчаса с наличными. Иду к банкомату, сама удивляясь своей наивности. Ясно ведь, что наркодилеры свой товар в больших количествах с собой не носят. Иначе не были бы наркодилерами.

Когда возвращаюсь, он уже ждет меня на прежнем месте. Незаметно сую ему деньги, а он показывает мне на мусорную урну, стоящую на тротуаре невдалеке:

– Только, ради бога, будьте осторожны: ваша жертва может перепутать наркотик с каким-нибудь лекарством или приправой… Будет несчастье.

Нет, это просто гений предусмотрительности! Будь он президентом транснациональной корпорации, зарабатывал бы миллионы и акционеры бы его на руках носили. Я хочу продолжить разговор, но он уже отошел. Смотрю на урну. А что, если там ничего нет? Вряд ли… эти люди берегут свою репутацию и клиентов не надувают.

Подхожу и, оглянувшись по сторонам, достаю конверт из плотной коричневой бумаги, кладу его в сумку и, немедленно взяв такси, отправляюсь в редакцию. Я опять опоздаю.

У меня есть улика. Я заплатила бешеные деньги за нечто почти невесомое.

Но как узнать, не обманул ли меня дилер? Я должна убедиться в этом сама.

Беру напрокат два-три фильма, где главные герои предаются этому пороку. Мужа удивляет этот внезапный интерес.

– Ты, надеюсь, не собираешься попробовать?

Конечно нет! Мне это нужно по работе, для статьи. И скорей всего завтра я задержусь. Я решила написать о замке, где жил лорд Байрон, и мне нужно съездить туда. Прошу его не волноваться.

– Да я и не волнуюсь. И вообще, по-моему, с тех пор как мы побывали в Ньоне, наша жизнь наладилась. Нам надо больше ездить вместе. В следующий раз оставим детей моей матери. Я советовался с теми, кто разбирается в этом вопросе.

«Вопросом» он, судя по всему, называет мою депрессию. С кем же он говорил? С каким-нибудь приятелем, который развяжет язык, как только выпьет чуточку лишнего?

– Вовсе нет. С семейным психологом.

Вот ужас-то! Слова «семейный психолог» – было последнее, что я услышала от Якоба в тот ужасный день в Гольф-клубе. Может быть, они втихомолку общаются?

– Не исключено, что это я виноват в том, что произошло с тобой. Не уделял тебе того внимания, которого ты заслуживаешь. Всегда говорил только о работе или о предстоящих делах. Мы с тобой утратили романтизм, столь необходимый для счастливого супружества. Заниматься только детьми – недостаточно. Нам с тобой, пока мы еще молоды, нужно большее. Почему бы не съездить в Интерлакен – помнишь, это было наше первое путешествие после того, как мы познакомились? Мы можем подняться на Юнгфрау, полюбоваться пейзажем с высоты…

Семейный психолог! Вот его-то как раз мне и не хватало.

* * *

Разговор с мужем напомнил мне старую поговорку: «Хуже слепца тот, кто не хочет видеть».

Как он может думать, что отчуждение происходит по его вине. Откуда могла взяться у него эта безумная мысль, если обычно это я не принимаю его в постели, это я не раскрываю ему объятия?

Уже довольно давно наш секс утратил прежний накал. А меж тем для гармоничного супружества, для прочного брака это важнее, чем совместные планы на будущее или заботы о детях. Интерлакен запомнился мне прежде всего тем, что едва ли не все время мы проводили, запершись в номере отеля, – пили дешевое вино и занимались любовью.

Когда любишь человека, не можешь довольствоваться только познанием его души – непременно надо понять и его плоть. Так уж и непременно? Не знаю, но инстинкт ведет нас именно к этому. И нет здесь отмеренного времени, установленного часа или незыблемых правил. Ибо что может быть прекрасней нежданных открытий, когда первоначальная робость сменяется решимостью изведать и попробовать, а приглушенные стоны превращаются в несдерживаемые крики или ругательства. Да, именно так – когда мужчина овладевает мной, я всегда испытываю неутолимую жажду слышать «грязные» слова и непристойности.

В такие минуты неизбежно звучат вопросы типа: «Так хорошо?», «Быстрее или медленней?». Эти вопросы неуместны и несвоевременны, они беспокоят и отвлекают, но становятся частью инициации, познания и взаимного уважения. Когда возводится эта конструкция гармоничной интимной близости, они обязательно должны звучать. Ибо единственная замена им – безмолвная, лгущая фрустрация.

Потом мы вступаем в брак. И пытаемся вести себя по-прежнему, и иногда нам это удается: в моем случае удалось продержаться до тех пор, пока я не забеременела, что, впрочем, произошло довольно скоро. А потом внезапно сознаем, что все изменилось.

• Секс теперь происходит только по ночам и желательно – перед тем, как заснуть. Это становится чем-то вроде обязанности, которую супруги принимают на себя и выполняют, не спрашивая, как настроен партнер. Если нет секса, возникают подозрения, а потому лучше соблюдать ритуал.

• Если вышло не слишком удачно, ничего не говори, потому что завтра может быть лучше. В конце концов, мы женаты, и у нас впереди – целая совместная жизнь.

• Никаких поисков нового и внезапных открытий – мы пытаемся извлечь привычное наслаждение из привычных ситуаций. А это не то ли самое, что каждый день есть шоколад одного и того же сорта и вкуса: жертва, конечно, невелика, но неужели не существует ничего иного?

Да нет же, разумеется, существует: есть игрушки, продающиеся в секс-шопах, есть клубы свингеров, можно устроить «любовь втроем», можно отважиться на рискованные вечеринки у друзей, не признающих ханжеские условности.

Но для меня все это чересчур рискованно. Мы не можем предугадать последствий, а потому не лучше ли все оставить как есть?

И так проходят дни за днями. Из разговоров с друзьями узнаем, что одновременный оргазм – когда оба возбуждаются вместе, лаская друг друга и стеная в унисон – не более чем миф. Как я могу получить наслаждение, если должна внимательно следить за тем, что делаю? Куда естественней было бы – ласкай меня, доведи меня до исступления, а потом сделай то же самое с самим собой.